Чтобы полнее раскрыть образ бога ветров, обратимся к сравнительной мифологии. Без нее мы вряд ли сможем обойтись, увы. «Вряд ли сможем» – потому что далее вы сами убедитесь, насколько более полным получается данный образ, по сравнению с привлечением одного лишь фольклора. А «увы» – потому что сравнительная мифология – это то, чего я очень сильно не люблю и то, чего я до сих пор всеми силами избегал.

Проблема сравнительной мифологии – в практически полном отсутствии научного метода. То есть вся «сравнительная мифология» – это, по сути, всего лишь нечто наукообразное. Нечто, что только выглядит как «наука» (с терминами, умными словами и прочим), но на самом деле ею не является, потому что в сравнительных исследованиях до сих пор, по факту, царит произвол исследователя. И мы видим, как по факту, на одном и том же материале разные ученые могут прийти к совершенно разным (а зачастую и противоположным) выводам. Я думаю, что такое происходит потому, что мифология все-таки слишком сложна для нашего разума. Слишком уж много в ней всего и слишком много у этого всего вариантов (и оно еще непрерывно развивается и видоизменяется, во времени). Это приводит к тому, что, сравнивая две разных мифологии, мы всегда найдем во всем этом множестве элементов хоть что-нибудь схожее. А так как элементов невероятно много, и никаких внятных критериев их отбора нет, то на выходе может получиться вообще все, что угодно, в зависимости от эрудиции конкретного исследователя и его личных предубеждений. Причина, повторюсь, в полном отсутствии в сравнительной мифологии определенного научного метода. У нас вот Мирослав, когда в очередной раз бичует «науку» и «построения ученых», во многом имеет в виду именно ее – сравнительную мифологию.

Здесь, в качестве контрпримера, я приведу этнолингвистов, у которых как раз некий метод (понятно, что преимущественно на этнографическом материале, а не на древних источниках) есть. В том смысле, что у них есть хоть какие-то объективные критерии, по которым они ранжируют данные на “более/менее вероятно”, а не просто “мне так кажется”. Во первых абсолютный приоритет отдается славянскому материалу. Мы прежде всего сравниваем между собой данные по славянам – восточным, западным и южным, и только потом мы привлекаем данные от прочих индоевропейцев (всех остальных мы привлекаем вообще лишь в качестве типологической параллели). Причем все привлекаемые нами данные мы в обязательном порядке наносим на карту. Например, возьмем известный заговорный зачин «встану.. пойду.. выйду, – из дверей в двери, из ворот в ворота и т.д., вплоть до моря, острова Буяна и «белого-горючего» Алатыря-камня на нем. Кажется, что данный сюжет прямо таки дышит архаикой и общеславянской древностью. Да что там, «общеславянской», – куда глубже все… Однако, нанося на карту все места, где зафиксирован данный сюжет, мы видим совершенно иную картину. Мы обнаруживаем, что данный сюжет, например, фактически неизвестен ни южным, ни западным славянам. Более того, даже у восточных славян областью наивысшей концентрации данного сюжета является русский север, а вовне его – у тех же украинцев и белоруссов, – чем дальше от русского севера, тем реже встречается данный сюжет, тем проще он становится и тем сильнее он искажается. Я не хочу говорить о том, что данный заговорный сюжет вообще не основан на славянской мифологии, но это не какая-то общеславянская «исконная» древность, а уже позднейшее развитие древних идей. Вот если бы такое можно было бы найти и в архангельской области, и, например, у чехов, и у хорватов каких-нибудь – тогда бы да, можно было бы утверждать, что это – общеславянское (а, следовательно, и древнее). Понимаете логику? Сейчас специально привел такой довольно наглядный пример, потому что многие думают, что данный сюжет – «путешествие к центру мира» – для заговоров является древним и «изначальным», просто где-то (на севере) он почему-то сохранился, а где-то – нет. Но опять же, почему они так думают? Интуиция подсказывает? Или просто «мне так кажется»? То есть, понимаете, – картографирование, при всех своих недостатках, это все же некий понятный и воспроизводимый метод, с определенными критериями, почему мы должны считать более вероятным одно, нежели чем другое. В отличие от этнолингвистики, в сравнительной мифологии ничего подобного и в помине нет.

Справедливости ради, в сравнительной мифологии есть еще и Ю.Е. Березкин, который строит какие-либо свои выводы на основе того же картографирования. Однако, для реконструкции конкретно славянской мифологии его метод подходит очень и очень слабо (несмотря на все его утверждения типа (впрочем, это из интервью с ним, поэтому, вполне может быть и переврано): «назовите мне народ, и я скажу, какая у него мифология»). В настоящий момент Березкин очень хорош в глобальном масштабе: для изучения процессов расселения человечества, древнейших его мифов и т.п., но, я думаю, что для того, чтобы на основании его метода делать какие-либо внятные выводы относительно нас, славян, – нужна база данных, большая даже не в разы, а на порядок, чем существующая (http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin), и то, его определение «мифологических мотивов» неизбежно придется еще уточнять и совершенствовать. В общем, сам задел очень хороший и перспективный. Посмотрим, поможет ли все это будущим славянским новоязычникам. Лет эдак через пятьдесят…)))

Ну и после такого «воодушевляющего» вступления, можно перейти уже непосредственно к нашей теме – славянский бог ветров (судя по отрывку из СоПИ, – «Стрибог») в свете сравнительной мифологии (однако логику, описанную выше, мы забывать все же не будем, поэтому в абсолютном приоритете у нас будут мифологии ближайших соседей древних славян – иранцев и балтов).