Имена богов и акцентология
ч.1. ПЕРУН и МОКОШЬ.
Текст ниже, основанный на данных лингвистики, помогает понять, как правильно ставятся ударения в именах божеств.
Наиболее интересна, конечно же, информация про Мокошь, т.к. относительно того, на каком слоге – первом или втором, должно ставится ударение, – до сих пор идет дискуссия среди современных язычников. Однако и насчет Перуна можно почерпнуть нечто новое (например, о том, что ударение в род. падеже будет там же, что и в словах “бегун” или колдун”).
Публикуется в формате “заметки на полях” – в дополнение к выложенным у нас ранее постам про возможную иконографию Перуна (https://novoyazychestvo.ru/o-vozmozhnoj-ikonografii-peruna-2.html) и Мокоши (https://novoyazychestvo.ru/o-vozmozhnoj-ikonografii-mokoshi-5.html).
Кроме того, в соответствии с философией нашей творческой лаборатории, мы просим не относиться к тексту, как к чему-то законченному. На данный момент это не более чем предварительные выкладки – черновики предстоящего большого труда.
1. Перун:
“…относительно давно спрашиваемых исконных мест ударения в «Мокошь» и «Пєрѹнъ». Выяснилось что-то более или менее очевидное только о Перуне.
Суффикс [-ун-] в нем был ударным, по-видимому, всегда, по крайней мере в акцентированных памятниках встречается обозначение диакритики ударности именно на суффиксе.
«перýнъ» ‘молния’ — b//a ◊ ⇔ a Полик. (перꙋ́нъ II-5, перꙋ́номъ ꙋдарѧ́ю II-5), Спарв. (перꙋ́нъ IV-3535, перꙋ́номъ удáренъ III-310+) — [b: см. Перýнъ в словаре антропонимов]
А в разделе акцентуации антропонимов это слово парадигмировано в акцентном отношении так:
Перýнъ — b (нов. а) ◊ А ⇔ b Косм. (похвалѧ́ли перунà В. ед. 50), Нв. (перꙋ́нъ 415+, в перунà 422б, перꙋнá же 440, от перꙋнà 413+, перунꙋ̀ 426), Сух. (перꙋ́нъ 269, перꙋнà В. ед. 269, 292, 292б, в перꙋнà 291б; кꙋми́ръ перꙋнóвъ 269) — а Лет. (перѹ́на В. ед. 79б)
Перýнь (притяж.) ◊ ⇔ Нв. (перꙋ́ня рень 440).
Также ударность на суффиксе [-ун-].
Примеры с переносом ударения в косвенных падежах вправо указывают на его принадлежность акцентной парадигме b; «неподвижное» ударение на некотором одном слоге характерно для слов, относящихся лишь к основной группе слов акцентной парадигмы — а, а не b.
Поэтому слово стоит с пометой b//a. Точное отношение его к одной из этих двух парадигм не установлено до сих пор.
Ср. напр., современные с тем же ударным суффиксом формы типа «колдýн», но «колдунá», «бегýн», но «бегунá».
2. Мокошь:
Об имени «Мокошь» ничего абсолютно уверенно сказать нельзя. В акцентированных вариантах по памятникам это имя встречается в таком виде:
Мóкошь ⇔ Лих. (мóкошь 203в.), Лет. (79), Нв. (425) — откл.: ЗлЦ.. (вѣ́poвати… вы [вм. въ] мокóшь 414)
С ударным первым слогом, но отклонением на суффикс в позднем памятнике. Однако сама лексема слишком экзотична, редка не только для древних памятников, но и для невосточнославянских языков, чтобы при опоре на них (как это часто делается с опорой на дaнные сербо-хорватского, сохранившего древние тоновые различия в акцентуации, утраченные остальными славянами) и перекликающийся с праславянским акцентной системой древнелитовский, сделать какие-то выводы относительно исконного праславянского места ударения в нем. Так что сейчас оно не отнесено надежно ни к одной акцентной парадигме (а их три — а, b и с).
Однозначно можно сказать только то, что, если воспринимать имя «Мокошь» как типичное отвлеченное существительное древнего *ĭ-склонения с корнем [Мок-] суффиксом [-ош’-] и флексией [-ь], типа «пустошь», то они в целом с древности удерживают в форме Им. падежа ед. ч. (относясь при этом к разным акцентным парадигмам) ударение на первом слоге,
напр.:
«кóкошь» ‘курица’ — с ◊ — 2.17 ⇔ Сенн. (кóкошь 111г, -и Д. ед. 112а), Егор. Карг. Поуч. Д. пс. Инок. Ряз. Полик.; [ɔ]: Муз. Узк.
«рóскошь» — а ◆ А (рóc-) ⇔ c или а (рóc-) Спарв. (рócкошь II- 1197) — откл.: Ал. (в рócкошехъ : во гневѣ 50)
«пýстошь» — с ◆ А (пý-) — 2.25, 3.49, Прокл. 7 ⇔ Ион. (а не нá пꙋстош 568б), Феод. (поýстѡшь ‘пустяки’ 253), Трав. (по пѫсташáмъ 160+), Улож. — нов.: Поуч. (пꙋстóшь ‘пустяки’ 45б еt saepe) [ср. произв. пустóшити]
В пользу древней ударности первого слога в имени Мокошь говорит и поведение суффикса [-ош’-], уже давно дававшего варианты типа — «Мак[еш]ь», отражающие неразличение безударного вокализма по аканью различных типов и вызванное им смешение безударного суффиксального гласного с другими фонемами по диалектам…
…По-видимому, на это же указывает и случай пропуска гласного в суффиксе [-ош’-] , отмеченный (если верить А. Х. Востокову, этот фрагмент в своем словаре церковнославянского языка воспроизводящему) в «Слове о покаянии» XVI в.:
«И н(ъı)нѣ по ѹкраніамъ молѧ(т)сѧ ємѹ проклѧтъı(м) болвано(м) Пєрєнѹ, Хорсѹ, Мокши…»
Пропуск «о» в суффиксе [-ош’-] (Мок[ш]и вм. Мок[ош]и) здесь объясним элементарно: — редукцией гласного в первом заударном слоге, которая свойственна многим говорам и сейчас, а, значит, и в ХVI веке в имени Мокошь был ударным именно первый, — корневой, слог.
Помимо этого, диалектные данные показывают нам и совершенно необычную форму «Мокошá» с наконечным ударением:
Мокошá, и́, ж. 1. В суеверных представлениях — нечистый дух в образе женщины, живущей в избе. «Не оставляй кужля, а то мокошá опрядет». Черепов. Новг. 1899; 2. М. и ж. Хлопотливый человек. Яросл., 1896 (Словарь русских народных говоров, Вып. — 18).
Но, очевидно, здесь проявлена аналогия с древенерусскими деминутивами от имен собственных, такими как, напр., «свѧтошá» — b или с Феод. (кн҃sь ст҃ошѧ́ 211, ст҃ошѧ́ 350б, ст҃ошà 218, ѡ … ст҃ошѝ 209б)…, деминутив от Свѧтославъ. Примечательно, что диалектная форма «Мокошá» — «хлопотливый человек» как муж., так и жен. рода, а известно, что деминутивный суффикс [-ош’(á)] оформлял уменьшительные формы как от мужских, так и от женских древнерусских имен, и тоже с наконечным ударением.
Таким образом, по-видимому, здесь мы имеем локальный пример деминутивизации теонима Мокошь > Мокошá, типа Сварогъ > Сварожич, демонстрирующий нам в целом достаточно характерную
типологически модель наименования наиболее близких человеку божеств, — Огня и Воды, — почти фамильярными (от лат. familia «семья»), ласкательно-уменьшительными формами их имен.
Учитывая все сказанное выше, ситуация в данном случае такова: при скудности данных об имени Мокошь уверенно можно говорить лишь о том, что в древнерусскую эпоху это имя ударения на суффикс [-ош’-] не имело в большинстве говоров вообще, что и дало в итоге, по развитии аканья различных типов, не менее различные его вокализации, — то через аллофон [о], близкий к [е], и даже к [ъ], приближающемуся к нулю звука [ø] в безударном суффиксе.
Появление же произношения этого имени через [а] — М[а]кошь, с одной стороны, связано как с развитием аканья и переносом места ударения с корня на суффикс по диалектам (что и иллюстрируется Зализняком с помощью примера из «Златой цепи» 1-ой половины ХVI в. «вѣ́poвати… вы [вм. въ] мокóшь»), в результате чего оказавшийся благодаря метатонии первым предударным слогом корень [мок-], дал типичную реализацию гласного в виде [ʌ] — позиционного аллофона фонемы [о] (с ослабленной лабиализацией/огублением), приближающегося в данной позиции к артикуляции [а] (ср. такое первое предударное [о] > [ʌ] в «голова» [гълʌвá]).
А с другой стороны, здесь сыграла роль грамматическая аналогия: если принять корень имени Мокошь как тождественный глагольному корню [мок-] в «мокнѫти» (мокнуть), то у этого глагола издревле существует итеративная форма (т. е. передающая длительность глагольного действия) с чередованием гласного на ступени долготы *ō > [а] — «на-м[а]ч-и-ва-ти» >
совр. рус. «намачивать», под влиянием которой (м[о]кнѫти // нам[а]чивати) и могло развиться позднейшее произношение «М[а]кошь», даже при сохранении места ударения на корне.
Совсем уж экзотические формы вроде «М(о/а)кушь» через [у] (и ударением то на [о/а], то на [у]) объяснимы только народноэтимологическим сближением Мокошь с «макуша» — диалектн. ‘верхняя часть чего-л.’ (‘верхняя часть головы’ Касим., Рязан., ‘верх растения/дерева’ Брян., ‘гребень крыши’ Льгов., Курск.; см. Словарь русских народных говоров. Вып. 17)”
Автор – Илья Зенкин.
