(спойлер: да никак).
Не секрет, что я сейчас пишу пост для СНЯ про Весну (к вск, надеюсь, расканителюсь уже). В мифологическом смысле, разумеется, т.е. про персонифицированную Весну. Весну как мифологического персонажа.
Разумеется, у меня сразу же возник вопрос: “Если Она персонифицирована, – то как Она выглядит?”
Причем я здесь даже не как художник интересуюсь. Это вообще нечто такое, что кажется нам, современным людям, – “естественным” (см. прикрепленные изображения). Ведь если Он/Она – есть, – значит Он/Она как-то выглядит, разве нет?
Нет. Весна в обрядовом фольклоре НЕ ВЫГЛЯДИТ НИКАК.
Только описания того, что она – делает: например, на чем она приезжает (на бороне, на кривом веретене и т.д.) и что с собой несет (детям – по яблочку, девицам – по веночку, парням – по коньку). “Птичья” природа Весны, о чем будет в посте, по сути также выводится только из глаголов (“весняночка” зимою “сидит на листочку”, “на колочку” и т.д.).
Это удивительным образом пересекается с исследованиями Неклюдова, которого я сейчас кратко процитирую:
“Много лет назад, занимаясь анализом повествовательной структуры былины и сказки, я обратил внимание на одну характерную особенность фольклорного нарратива [Неклюдов 1972, с. 193-201]. Согласно этой особенности, он не только не ориентирован на мысленное воссоздание зрительного образа описываемых персонажей и событий (чего ожидать от него совсем не обязательно), но и вообще строится в полной некоординированности с подобным образом, подчас будучи совершенно немыслимым – во всяком случае, с точки зрения носителя культуры нашего времени. Трудно, скажем, представить себе Ивана-дурака, влезающего в ухо сивки-бурки [Афанасьев, № 179-180], или осу, глотающую огромную тыкву (в фольклоре западносуданского народа мампруси [Анпеткова-Шарова 1966, с. 13-16]), или «волшебный рог», выходящий из живота колдуньи, убивающий героя и его брата, а их тела и оружие относящий на ближайшую гору (у бушменов [Коль-Ларсен 1962, с. 79-80]). Трудно не только представить себе змея на коне [Афанасьев, № 138], но мы и вообще не можем сказать, каков из себя змей – например, в той же русской сказке. Чем с большим количеством случаев такого рода приходилось сталкиваться, тем чаще вспоминались слова героя из новеллы Уэллса «Страна слепых» по поводу нелепой раскраски домов тамошнего поселка: «Тот, кто это делал, наверно, слеп, как летучая мышь». Дело, конечно, не в слепоте, а именно в несоотнесенности сюжета с возможным «визуальным ракурсом». Я поделился своими наблюдениями с Борисом Андреевичем. Он задумался, а потом предположил: «Может быть они и действительно не видят?»
…
Приходится допустить, что некоторые компоненты «возможного мира» устного текста обретают логическую определенность лишь будучи «наглядно предъявленными». В мифах австралийских племен аранда и лоритья «красный и серый кенгуру бегут, преследуемые людьми-собаками и затем человеком-соколом; один из бегущих эму растерзан людьми-собаками; плывущих рыб преследует краб, а затем корморан; двух змей преследуют люди того же тотема. В этих случаях нелегко разобраться, о ком идет речь – о зверях, людях или о существах двойной природы» [Мелетинский 1965, с. 7]. В мифах манси человеческая ипостась мансийского Эква-Пырища сосуществует с ипостасью гуся, «прилетающего летовать на морское побережье и к зиме отправляющегося обратно в Птичью страну (Мортим-Маа)»; «бывают случаи, когда грань между человеком и животным настолько неясна, что сам рассказчик не может определить, о ком идет речь – о животном или о человеке» [Чернецов 1935, с. 15].
Создается впечатление, что персонаж выступает в животной или человеческой ипостаси в зависимости от своего функционирования в данном эпизоде. Отличие между зоо- и антропоморфной формами проявляется не в облике персонажа, но на динамическом уровне: не столько «выглядит как…», сколько «ведет себя как…» – скажем, ворон или человек. Орочские Ворон и Орел, летающие над мировым океаном, очевидно, имеют облик птиц, но поселившись с семьями на обломке скалы, они ведут вполне человеческий образ жизни: изготавливают себе оружие, ходят вместе на охоту, вообще проявляют себя как люди [Аврорин, Лебедева 1966, с. 194]. Обычно антропоморфен и Ворон палеоазиатских мифов, однако при этом «птичий облик Ворона в некоторых случаях подразумевается сам собой (например, в мифе о продалбливании клювом небесной тверди или в рассказе о том, как Ворон, скатившись с горы, взлетает над водой)» [Мелетинский 1963, с. 43]. Можно даже предположить, что первичным импульсом создания миксантропических изображений персонажей мифа является попытка передать именно эту «двуприродность» их облика.
…
«Зрительная непредставимость» событий и образов мифа коррелирует с трудноуловимым внешним обликом фольклорно-мифологических персонажей, особенно в архаических традициях «Например, при не вполне корректном вопросе типа “как выглядит Есь (Нум и т. д.)?” возможны два ответа со значениями: “неизвестно” или “по образцу христианских святых”» [Топоров 1969, с. 142]. При попытке изобразить дему папуас «начертил три зигзагообразные линии, означающие нетленные внутренности демы, вместилище его жизненной силы, обвел их овалом, который должен был изобразить кожу, и добавил: “Снаружи он может выглядеть по-разному. Это нарисовать нельзя”» [Неверман I960, с. 272 и 32]. Следует, впрочем, оговориться, что неуловимость предметной структуры мифа в каких-то случаях может компенсироваться декорумом обряда и деталями окружающего ландшафта – объекта этиологического истолкования и осмысления.
На основе подобной «зрительной непредставимости» бога или духа, возможно, складывается определенный тип сказочных помощников, вообще не имеющих никакого «исходного» облика и словно бы бесплотных (скажем, Шмат-разум или Саура русского фольклора [Афанасьев, № 212, 214]). “
С.Ю. Неклюдов “Духи и нелюди в недружелюбном мире (о некоторых стратегиях конструирования мифологического образа)”
Таким образом, в архаике вообще нет этого современного стремления визуализировать бестелесную Силу (увы, увы – всем теперешним “славянским художникам”). Имхо, отчасти это объясняет нарочитую условность и “примитивность” большинства славянских идолов.
Понимаю, насколько это непривычно нам – современным людям, но что есть, то есть. Безусловно, в деле возрождения славянского язычества (НОВОязычества) сие необходимо учитывать.
#Боги_НЯ #Предки_НЯ #духи_НЯ #прикладная_мифология_НЯ
